Неточные совпадения
Русская душа отдает себя
церковному коллективизму, всегда связанному для нее с русской
землей.
Лучший табак, бывший в моде, назывался «Розовый». Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко в
землю под
церковным строением на Сретенке. После его смерти осталось несколько бутылок табаку и рецепт, который настолько своеобразен, что нельзя его не привести целиком.
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно прожил на
земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, помню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хрупкий, а глаза — очень ясные, но кроткие, как огоньки лампадок
церковных. И братья его были тоже милые, тоже вызывали широкое доверчивое чувство к ним, — всегда хотелось сделать для них приятное, но старший больше нравился мне.
В соборном,
церковном опыте дано бытие, душа мира, мать-земля до рационалистического распадения на субъект и объект, до всякого отвлеченного знания.
Греческий реализм
земли, реализм души мира перешел во вселенское
церковное сознание.
Язычество было
церковнее духовного христианства протестантизма, в нем была мистическая
земля, мировая душа, были мистерии, которых нет уже в протестантизме с его ложной духовностью.
От постоянного пребывания под
землей лицо Родиона Потапыча точно выцвело и кожа сделалась матово-белой, точно корка
церковной просвиры.
— Пульхерия сказывала, што в Беловодье на велик день под
землей колокольный звон слышен и
церковное четье-петье.
Всякие гражданские мотивы были как-то ужасно противны в эти минуты, и
земля на крышку Лизиного гроба посыпалась при одном
церковном молении о вечном покое.
— Молебен! — сказал он стоявшим на клиросе монахам, и все пошли в небольшой
церковный придел, где покоились мощи угодника. Началась служба. В то время как монахи, после довольно тихого пения, запели вдруг громко: «Тебе, бога, хвалим; тебе, господи, исповедуем!» — Настенька поклонилась в
землю и вдруг разрыдалась почти до истерики, так что Палагея Евграфовна принуждена была подойти и поднять ее. После молебна начали подходить к кресту и благословению настоятеля. Петр Михайлыч подошел первый.
«Ну, у этого прелестного существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна на
церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись, наклонилась перед ними до
земли, а потом быстро пошла к церкви, так что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть
церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
В лавке становилось все труднее, я прочитал все
церковные книги, меня уже не увлекали более споры и беседы начетчиков, — говорили они всё об одном и том же. Только Петр Васильев по-прежнему привлекал меня своим знанием темной человеческой жизни, своим умением говорить интересно и пылко. Иногда мне думалось, что вот таков же ходил по
земле пророк Елисей, одинокий и мстительный.
И сказал господь Саваоф
Свет архангеле Михаиле:
— А поди-ка ты, Михайло,
Сотряхни
землю под Китежом,
Погрузи Китеж во озеро;
Ин пускай там люди молятся
Без отдыху да без устали
От заутрени до всенощной
Все святы службы
церковныеВо веки и века веков!
Мальчик знал, что крестный говорит это о человеке из
земли Уц, и улыбка крестного успокаивала мальчика. Не изломает неба, не разорвет его тот человек своими страшными руками… И Фома снова видит человека — он сидит на
земле, «тело его покрыто червями и пыльными струпьями, кожа его гноится». Но он уже маленький и жалкий, он просто — как нищий на
церковной паперти…
Вечер был. Торопливо катит воды свои мутный Днепр, а за ним вся гора расцвела храмами: трепещет на солнце кичливое золото
церковных глав, сияют кресты, даже стёкла окон как драгоценные камни горят, — кажется, что
земля разверзла недра и с гордой щедростью показывает солнцу сокровища свои.
Ходят, ходят по
земле, как шпионы бога своего и судьи людей; зорко видят все нарушения правил
церковных, суетятся и мечутся, обличают и жалуются...
— Что, пуста котомка-то? — спросил дед, подходя ко внуку, остановившемуся, ожидая его, у
церковной ограды. — А я вон сколько!.. — И, кряхтя, он свалил с плеч на
землю свой холщовый, туго набитый мешок. — Ух!.. хорошо здесь подают! Ахти, хорошо!.. Ну, а ты чего такой надутый?
Таким образом, одновременно справляется двое похорон: одни
церковные, другие древние старорусские, веющие той стариной, когда предки наши еще поклонялись Облаку ходячему, потом Солнцу высокому, потом Грому Гремучему и Матери-Сырой
Земле [В глубокой древности наши предки поклонялись ходячему небу или ходячему облаку — это Сварог.
Не отвечая словами на вопрос игуменьи, Иван Григорьич с Аграфеной Петровной прежде обряд исполнили. Сотворили пред Манефой уставные метания [Метание — слово греческое, вошедшее в русский
церковный обиход, особенно соблюдается старообрядцами. Это малый земной поклон. Для исполнения его становятся на колени, кланяются, но не челом до
земли, а только руками касаясь положенного впереди подручника, а за неимением его — полы своего платья, по полу постланной.], набожно вполголоса приговаривая...
Говорят, что если все люди будут целомудренны, то прекратится род человеческий. Но ведь по
церковному верованию должен наступить конец света; по науке точно так же должны кончиться и жизнь человека на
земле и сама
земля; почему же то, что нравственная добрая жизнь тоже приведет к концу род человеческий, так возмущает людей?
Миллионы труждающихся и обремененных осенили крестом свои широкие груди; миллионы удрученных голов, с земными поклонами, склонились до сырой
земли русской. С
церковных папертей и амвонов во всеуслышание раздалось вещее слово. По всем градам и весям, по всем пригородам и слободам, по деревням, посадам и селам
церковные колокола прогудели, по лицу всея
земли Русской, благовест воли.
За чаем Андрей Александрыч разговаривал с глуховатой и полуслепой попадьей о разных недостатках поповского хозяйства. И сенокосишка-то у попа мал, и в земле-то скудость, и доходов-то от
церковной службы недостаточно. Под конец Луповицкий дал попадье десятирублевую, примолвивши...
«Доблесть князя да
церковный чин, — думал Теркин, сидя на краю вала, — и утвердили все. Отовсюду стекаться народ стал,
землю пахал, завел большой торг. И так везде было. Даже от раскола, пришедшего сюда из керженецкого края, не распался Кладенец, стоит на том же месте и расширяется».
Не противясь такому решению, Сафроныч решил там и остаться, куда он за грехи свои был доставлен, и он терпел все, как его мучили холодом и голодом и напускали на него тоску от плача и стонов дочки; но потом услыхал вдруг отрадное
церковное пение и особенно многолетие, которое он любил, — и когда дьякон Савва помянул его имя, он вдруг ощутил в себе другие мысли и решился еще раз сойти хоть на малое время на
землю, чтобы Савву послушать и с семьею проститься.
Поденщики, обливающие трудовым потом кусок хлеба, забыли, что они в один миг уничтожают годовые труды своих братий (чернь об этом никогда и не думает); государевы слуги забыли, что они губят утешение своего князя и пуще грозного властителя; христиане — что они попирают святыню:
землю церковную и прах своих предков, за которые так жарко вступались.
Но необходимо окончательно и бесповоротно установить, что народный коллективизм не есть
церковная соборность и отличается от нее, как
земля от неба.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу
церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в
землю с обнаженными головами толпы военных.
Церковный народ,
церковное человечество составляет неотъемлемую часть исторической жизни церкви на
земле.